Эту статью я написал в своем блоге давно, но по отношению к Фалькам в сердце с тех пор ничего не изменилось. С.Ж. Слова из песни Игоря Талькова вспоминаю каждый раз, когда приезжаю в небольшую, медленно угасающую белорусскую деревеньку Фальки. Она расположена в ста километрах от Минска, посередине богатого на леса Вилейского района в километре от трассы Молодечно – Вязынь. Иногда мне представляется, что деревня эта – одинокая странница, сошедшая с пыльной дороги и уснувшая на усыпанной цветами лесной опушке. В Фальках прошли мои детские и юношеские годы, здесь я узнал, что такое настоящая дружба, каким гнусным бывает предательство и какой невыносимой, томительно-сладкой может быть любовь. А на хмуром деревенском кладбище, за волчьим лесом, лежат мои вечно молодые друзья и вволю нахлебавшиеся горечи первой половины двадцатого века родственники. Все реже становятся мои встречи с алюминиевыми голубями, прикрученными когда-то дедом к воротам нашей усадьбы. Суета городской жизни, бес потребления и гонка за очередной безумной мечтой незаметно разрывают тоненькие ниточки памяти, связывающие мою душу с Фальками. Но иногда, сквозь темную тучу онлайн-рутины, блеснет лучом воспоминание: привязанный к березе белобрысый мальчишка, захваченный в плен «лазутчиками» с другой стороны деревни и воображающий себя индейским вождем. Или раннее утро, хриплые крики полусонных петухов, тяжелые капли хрустальной росы на траве, и холодный подосиновик, неожиданно вынырнувший под ноги из травы. А низкое солнце над уставшим от жары лесом и желтеющее в его лучах облако пыли над возвращающимся с поля стадом коров? Иногда мне чудится, что я даже слышу этот особый, молочный запах деревенской улицы, по которой пастухи только что прогнали коров. Мелькнет такая картинка-воспоминание, и все – о покое можно забыть. Фалькомания обостряется, и вылечить ее можно только срочной поездкой в деревню. Фальки кривой колбаской выгнулись вдоль центральной деревенской улицы, в которую превратилась сбежавшая перпендикулярно от большака полевая дорога, втыкающаяся за деревней в лес. Улица неширокая – на ней с трудом разъезжаются две легковые машины. И не дай Бог встретиться на ней с комбайном – придется задом пятиться до пятачка у деревенского магазина. Впрочем, со времен развала СССР комбайны все реже проезжают через Фальки, а магазин давно развалился и угрюмо смотрит мутными растрескавшимися стеклами из-под ржавых решеток на редких прохожих. Стою перед покосившейся дверью и не верю, что липкие просроченные леденцы в железных баночках, лежавшие на полках этого сельмага, были одним из удовольствий моей детской жизни. Бабушкин дом находится в дальнем конце деревни. Он весело смотрит в небо оцинкованной крышей, пряча обшитые вагонкой стены в тени двух садов. Эту вагонку дед делал вручную – каждую планочку. Так же, как и обшивку потолка внутри дома, и массивные кровати, и широкие, подпирающие потолки крестьянские шкафы. Дед мой – Владимир Петрович – был мастером на все руки. Если мне доводилось попадать в какую-нибудь окрестную деревню, где старики спрашивали откуда я, то представления типа «внук Володи Гулецкого» обычно было достаточно. Дедушку знали многие. Он помогал строить дома по всей округе, валял валенки, плел корзинки, делал мебель. До последних дней держал крупное по местным меркам хозяйство: овцы, свинья, куры, две коровы, лошадь. Прокормить этих животных в Фальках было непросто: вокруг деревни леса и колхозные поля, поэтому сено приходилось «добывать» на болотных кочках, на горбатых склонах полевых канав, на лесных дорожках и опушках… Дедушка, успевший послужить в польской армии, поработать на немецких принудительных работах под Минском и сбежать при отправке в Германию во время стоянки поезда в поселке Красное, что под Молодечно, ни разу не лежал в больнице. Он умер в холодный крещенский день 1990 года от рака – болезнь победила его за один год. Бабушка, Евгения Александровна, родилась в 1920 году. Самая старая жительница Фалек, она является хранительницей истории не только нашего рода, но и всего Вязынского края. В свои девяносто шесть лет бабушка ухаживает за огородом и непонимающе смотрит на нас, жалующихся на трудности жизни. Нас, внуков и внучек, у нее девять, а правнуков и правнучек – семнадцать. Мы никогда не собирались вместе, но если однажды решим встретиться в Фальках, то места хватит всем – бабушкин двор своими размерами напоминает футбольное поле. Фальки проникли в меня в десятилетнем возрасте, когда я остался в деревне на летние каникулы. В один из июньских дней я несмело подглядывал сквозь щель в заборе за соседскими мальчишками. Они шумно играли в неизвестную мне игру. Один из них, самый высокий и лопоухий, неожиданно подошел к забору: – Привет! Я Сашка. Айда к нам! Так я познакомился с Сашей Устиновичем, ставшим моим лучшим другом. В то лето ему было уже двенадцать лет. Отчаянный врун, талантливый выдумщик и мечтатель, он долго предводительствовал нашей разновозрастной командой. Это было детство. Настоящее, волшебное, с колдунами и оборотнями, со странным человеком с синим ведром, бродившим по лесу, играми в «войнушку», «верблюда», «пикаря», «садовника», «кис-кис-мяу», «бутылочку»… В пятнадцать лет игры поменялись: дискотека в соседней Вязыни стала намного интереснее строительства домика на ветвях высокой ели или рытья землянки на укромной лесной поляне. О, сколько раз за деревенским клубом мы получали по шее из-за Сашки! Он очень любил быть первым. Первым начал курить, первым напился самогона, первым ушел служить в армию. Вернулся домой он тоже первым – в цинковом солдатском гробу… Сашина фотография первой встречает меня при входе на кладбище с фальковской стороны. Чуть в стороне от него ищет прощения душа еще одного друга детства, уставшего сопротивляться жизни и добровольно покинувшего ее. Недалеко от его могилы сладко спит в земле друг Витя. А в Витебске не стало Фрола, с которым весело проводили последние допризывные дни в далеком 1992-м. Скучно без вас, ребята… Какой бы тропинкой я не вышел из Фалек, везде встречаю свои следы. Мое детство и юность разбросаны тут повсюду: здесь дрался, здесь играл в футбол, в этом дворе пасмурной ночью вытаптывал с друзьями огород в поисках клубники, за тем углом впервые поцеловался, а у той березы понял, что что-то не так делаю в жизни и нужно меняться… В Фальках особая энергетика – энергетика отчего дома. Время протекает по деревенской улице медленно, цепляясь минутами за дырявые заборы и полусухие яблони в заброшенных садах. Городские заботы кажутся смешными. За косулями, пасущимися на лужайке у леса в сто пятидесяти метрах от нашего двора, можно наблюдать прямо из окна дома. Дети рисуют «классики» прямо посреди улицы – машины по Фалькам ездят редко. Птицы поют веселее и дышится легче. Здесь навсегда осталось мое сердце. О Фальках я когда-то написал следующие строки: Отмирает моя деревня Словно старая ветка в саду… Широко размахнулись деревья, Утопая по пояс в снегу. Людей перелетные стаи Побросали свои дома — Кто-то в городе, рядом с нами, А других унесли Века. Я иду по корявой улочке, Следы детства свои ищу: Здесь когда-то играл на дудочке Тот, кого никогда не верну. Иногда, сквозь годов расстояние, Возвращаюсь сюда душой, А из-за забора щербатого Моя юность мне машет рукой.
