1. Уважаемый гость! Если во время регистрации на сайте возникли проблемы, сообщите о них, пожалуйста, сюда: mihail@vilejski-uezd.by Вам обязательно помогут!

История содержимого

  • Давно не делал записи в блог, хотя за неполный год в генеалогических поисках по линии Мошко (или Машевских, понять бы какая форма фамилии изначальная) продвинулся существенно.

    Летом 2023 года исследователь в НИАБ изучил копии метрических книг Раковского костела за 1800-1834 годы. Напомню, в 2021 году запрос в НИАБ не выявил метрической записи о рождении здесь Иосифа Мошко или Машевского за промежуток 1817-1827 годов. Оказалось, что в архиве смотрели невнимательно (хотя нельзя не отметить, что метрические записи сделаны на латыни, что допускает сложность поисков). Исследователь обнаружил записи о крещении в Раковском костеле детей Николая Машевского (а там фигурировала такая фамилия) и Анастасии из Станкевичей: Антонины (1821), Иосифа (1824) и Анны (1826).

    Посмотреть вложение 9594

    Посмотреть вложение 9595

    Посмотреть вложение 9596

    Семья жила в деревне Пережиры, но восприемниками у детей, как выяснилось сравнительно быстро, были раковские мещане – Цибульский, Касперович, Грибовский, Ступкевич. Причем у Иосифа и Анны, кроме самих восприемников, были еще так называемые ассистенты. Если восприемники (крестные родители) выполняли основные действия во время обряда крещения, то ассистенты присутствовали для подстраховки, помощи. Их роль не была прописана официально церковью, поэтому фактически они присутствовали «для гонору», поскольку чаще они встречаются в записях у шляхты (иногда в метрику могут записаны 2-3 пары ассистентов). У Анны Машевской ассистенткой указана Бригида Станкевич – исходя из фамилии, сестра Анастасии. Помимо этого, в 1828 году у новорожденной Анны Курилы, дочери крестьян из Пережир, восприемниками записаны Николай и Розалия Машевские – получается, у Николая, кроме брата Иосифа, была также сестра. Еще любопытная деталь – восприемником в некоторых записях за 1820-1830-е упоминается Иосиф Мошко, у которого в 1833 году родился сын Томаш. Выходит, ксендзы делали различие между Мошко и Машевскими (несмотря на то, что формально и те, и другие происходили из одного крестьянского рода).

    Несмотря на успешные поиски здесь, в исследовании возникла новая загадка – где регистрировали свой брак Николай Машевский и Анастасия Станкевич? Метрической записи о их браке в Раковском костеле за период 1817-1820 годов найдено не было. Можно было предположить, что Анастасия Станкевич была из другой парафии, и брак регистрировался там (как это и принято было в западных губерниях, где венчались в приходе невесты). Но это не тот случай, поскольку она происходила из местечка Раков.

    Посмотреть вложение 9597

    В ревизской сказке 1795 года переписан двор ее отца – Викентия Семенова Станкевича, у которого была жена Ельжбета 30 лет и сын Доминик 8 лет. В чем большой плюс этой ревизии по Ракову, что указаны занятие и исповедание: у Викентия записана профессия ткача и латинское исповедание.

    Посмотреть вложение 10412 Посмотреть вложение 10413

    В инвентаре 1809 года (про который узнал совсем недавно) у погорельца (а в 1808 году в Ракове был сильный пожар) ткача Винценты Станкевича 45 лет среди домочадцев переписаны молодая жена Марианна 20 лет и дочери (вероятно, от первой жены) Аполлония 13 лет, Анастасия 9 лет и Бригида 8 лет. Семья проживала на Замковой улице (ныне Красноармейская улица в Ракове).

    Несмотря на то, что в ревизии 1795 года семья Станкевич в Ракове была представлена единственным домохозяйством, Станкевичи упоминаются также в инвентарях 1756 и 1773 годов. В инвентаре 1756 года на улице Минской упоминается Семен Станкевич (отец Викентия), у которого на тот момент был сын Казимир, имел в дворохозяйстве два гумнишка, которые сдавал в аренду Якубу Луцкевичу и Яну Ковалевскому. Также Семен Станкевич (на тот момент еще не было сына Викентия) проживал на улице Минской согласно инвентарю 1773 года.

    В группе «Раков на Ислоче» собрана богатая коллекция материалов по истории Ракова, благодаря чему можно составить картину жизни белорусского местечка в XVIII– XIX веках.

    Согласно инвентарю 1809 года в Ракове было 239 крепостных дымов, где жило 777 человек христиан (без учета еврейского населения). Чуть больше половины дымов имело по волу и корове. Из повинностей по окончанию полевых работ на день Св. Мартина (11 ноября) крестьяне и евреи должны были платить господскому двору ежегодный чинш из расчета 9 руб. серебром за каждую уволоку земли (будь то плац под крамой, амбаром, огородом, сенокосом или усадьбой), а также плацовое по 1 руб. с мужской души, включая кутников. Каждый из крепостных, владевших грунтом или плацом, должен был в течение года отслужить 12 летних дней гвалтов с души, а владевший уволочной землей – дополнительно еще 5 зимних дней с хаты. Особо в инвентаре были отмечены 84 непронумерованных дыма с погорельцами и несколько пустошей и плацов без застройки.

    Как уже отмечалось, скот держали у себя чуть больше половины дворов, земледелие в округе было скудным, поэтому местечко имело торгово-ремесленную специализацию. Мещане жили наиболее всего гончарством, портняжеством, сальничеством, примерно с 1843 года также изготовлением веялок и другого сельскохозяйственного инвентаря.

    В Ракове была ратуша, где находился войт. Она располагалась в середине рыночной площади, представляла собой большое каменное здание («частью из кирпичей и в части из камня»). Местечко не имело магдебургского права, было частновладельческим, поэтому войт судил местных мещан и приезжих купцов во время торгов и ярмарок, а в остальное время мещане, как и крестьяне, подчинялись администратору (управляющему), сидевшему в барском дворе. У раковских мещан и землевладельцев имения Раков были натянутые отношения.

    В 1789 году жители Ракова подали резолюцию новому владельцу местечка Михалу Огинскому о тяжелом экономическом состоянии как самого Ракова, так и о бедственном положении волости. Граф подтвердил прежние привилеи на местные ярмарки и для привлечения купцов обязался даже распечатать объявления о них и разослать по разным городам. Используя оживление денежного оборота в крае, широкий кредит, рассчитывая на рост цен на землю, Огинский занимался в сущности скупкой и продажей земельных владений. Его успехи были связаны с конъюнктурой, и когда ситуация сменилась на денежном рынке, обанкротились варшавские банки (1793), вслед за этим разорился и сам Огинский (1794). В условиях разделов Речи Посполитой найти крупного покупателя на все землевладения было затруднительно и выход был найден в дроблении Раковского графства на фольварки и их продаже. В собственности Огинского осталось весьма урезанное имение Раков, которое за участие в антироссийском восстании в конце 1795 года у графа было конфисковано и передано русскому генералу Николаю Салтыкову. Также Огинский отличился тем, что во время восстания приказал сжечь местный замок, как это показал на допросе в Смоленской следственной комиссии 1794 года монах раковского доминиканского монастыря ксендз Леопольд Булгак.

    В 1804 году имение у Салтыкова купил помещик Лаврентий Здзеховский. Несмотря на короткий срок владения Раковом Здзеховский нарушил привычный уклад жизни, установив новые порядки землепользования и хозяйствования. Крестьяне волости были отягощены «новыми налогами силу и состояние их превосходящими». У Раковского еврейского кагала отобран принадлежавший ему прежде доход, «чем общество приведено в совершенное убожество и разорение так что жители почти содержать себя не могут». Ранее оплачиваемая работа ремесленников в пользу двора стала считаться повинностью панщины. Существенно было нарушено установившееся в польские времена социальное положение раковских мещан, т.к. в новосоставленном инвентаре помещик возложил на них дополнительные повинности, как на своих крепостных крестьян.

    Это вызвало многочисленные жалобы и прошения в адрес губернатора и императора, иски и многолетние судебные тяжбы. В частности, раковские мещане Михаил Кривицкий, Антон Рослевский, Героним Яроцкий «с товарищи» изъясняли, что с древних времен они и предки были «мещанами, а некоторые шляхтою», к тому вольно им было в другое место выходить. Новый владелец неуважил на прежние их права и «приказал всякого хозяина к работе гнать». В 1805 году мещане подали в Минский поветовый суд жалобу на Здзеховского о притеснениях с его стороны, в частности, на «посылки» – перевозку сена до Минска. Поветовый суд не признал действительность находившихся в деле копий старинных документов в пользу вольности раковских мещан: привилея короля Польского и великого князя Литовского Августа от 24.01.1701, универсала князя Казимира Сангушко от 15.09.1702, универсала князя Павла Сангушко от 19.01.1712, резолюции Михала Огинского от 26.03.1789 – по причине того, что они не были надлежащим образом удостоверены. В 1832 году более сотни раковских мещан, в т.ч. и Викентий Станкевич, уполномочили своих представителей (Егора Чернявского, Тадеуша Ступкевича, Викентия Окиневича) участвовать в судебной тяжбе «с помещиком того же местечка ротмистром Здеховским, о чинимых налогах и другого рода притеснениях».

    Посмотреть вложение 9598

    Местечко Раков к 1830-м годам имело 300 жилых домов, доминиканский и базилианский монастыри, костел, униатскую церковь. В нем были следующие улицы: Виленская (ныне Советская), Замковая (ныне Красноармейская, соединяла замок, а затем господский двор с рыночной площадью), Минская, Радошковичская, Заславская, Доминиканская (ныне 8 Марта), а также предместья: Казимирова Слобода (ныне улица Юбилейная, была основана в XVIIвеке, как и другие слободы, с целью привлечения новых поселенцев с предоставлением им льгот, в XIX веке ее жители были по большей части кожевники и сапожники) и фольварк Поморщизна.

    Первое известное упоминание о костеле в Ракове датируется 1630-ми годам. В 1676 вгоду владельцы Ракова Героним и Констанция Сангушки основали монастырь для доминиканских монахов «при костеле Раковском пребывающим». Монастырь и костел были деревянными, поэтому сгорали во время пожаров 1742 и 1808 годов. После второго пожара около сгоревшего прихода в 1809 году на добровольные пожертвования был построен небольшой деревянный костел, а в 1824 году старанием руженцового братства и прихожан новый костел был возведен на каменном фундаменте. В феврале 1832 года раковский доминиканский монастырь, просуществовавший полтора века, был упразднен.

    Доминиканские монахи, наряду с миссионерством, также занимались просветительством, открыв школу и собрав библиотеку. Монахи преподавали здесь христианскую науку о первых принципах веры (т.е. закон Божий), чтение и письмо по-польски и по-русски, начала латинской грамматики, арифметку. В школе обычно училось до 10-20 учеников из шляхты и мещан (в 1777 году училось 14 учеников, в 1781 году – 7 шляхтичей и 13 мещан, в 1782 году – 2 шляхтича и 10 мещан, в 1819 году – 3 шляхтича и 5 мещан, а к 1830 году в школе училось уже до 30 учеников). Келья, предназначенная для класса, была достаточно просторной, в ней во время лекции сохранялся приличный порядок. Учеба проходила с 1 сентября до 29 июня. Занятия продолжались с 8 до 11 часов утра, затем с 14 до 16 часов дня. О состоянии грамотности раковских мещан в середине XIX века свидетельствует церковная летопись: «школы в приходе не было, а поэтому в 1850-х годах из 3-х тысячного населения умели расписаться по-русски лишь жители Ракова: церковный староста Иулиан Коспаревич, Иосиф и Василий Василевские, а прочие не могли ни читать, ни писать по-русски. Между тем на польском языке были грамотны почти все жители местечка Ракова и некоторые прихожане деревень».

    Униатская церковь в Ракове впервые упоминается в протоколе визита Минской протопопии в феврале 1682 года. Возможно, запустение церкви побудило владельцев Ракова князей Сангушек, испросив соответствующего разрешения, пригласить вместо приходского священника трех законников и дьячка и основать в 1692 году базилианский монастырь. 2-башенный каменный храм заложен в 1735 году, его строительство растянулось на полвека и лишь в 1793 году он был освящен в честь Преображения Господня. По упразднению в 1835 году базилианского монастыря церковь стала парафиальной, а в 1839 году в соответствии с соборным актом о подчинении Униатской церкви Священному Синоду Русской Церкви священник Антон Трусковский «хорошего поведения, но гонорливого характера» и его паства начали принимать православие. Хотя по моему опыту изучения метрических записей Раковской православной церкви за 1840-е годы с упоминанием имен новорожденных вроде Казимир и Изабеля нельзя сказать, что процесс шел уверенно.

    Еще из материалов группы узнал, что в районе деревни Пережиры (где проживало семейство Мошко) в 1812 году при отступлении французской армии произошел ее бой с русскими войскам. Здесь погиб даже французский генерал, на месте его гибели через 100 лет поставили кирпичную арку, а убитых французских солдат крестьяне долго находили возле Выгонич на возвышенности, где их и хоронили.

    А в группе «Ракаў АРХІЎ» выложены различные документы, хранящиеся в Раковском костеле, в частности, исповедные ведомости середины XIXвека. Случайный просмотр исповедки по Ракову привел к новому открытию – нашлась еще одна из шести сестер Иосифа Машевского! Петронеля Машевская в 1853 году вышла замуж (судя по всему, брак заключен по приходу жениха) за раковского мещанина Антония Жилинского. В 1854-1856 годах вместе с сестрой в Ракове на улице Минской жила Иосифа (т.е. Иозефата) Машевская, а в 1857 году – Михалина. Иозефата куда-то переселилась, вероятно, также вышла замуж, но ее следы пока найти не удалось, а Михалина вернулась в Молодеченскую парафию, где и жила до смерти в 1899 году. А вот чета Жилинских пустила корни в Ракове – в браке родилось 7 детей. Как и сестры Машевские, семья Жилинских после восстания 1863 года осталась римско-католического вероисповедания, а после Великой Отечественной войны часть семейства Жилинских выехала в Польшу.

    Посмотреть вложение 9599

    Посмотреть вложение 9600

    А вот род Станкевичей по мужской линии после кончины Викентия пресекся. В источнике «Księga sznurowaprzed slubnych examinow» (аналог книг брачных обысков в православии) по Ракову за 1827-1834 годы Викентий Станкевич упоминался несколько раз как поручитель при заключении браков, причем сословие было slawetny – мещанин (крестьян могли записать как pracowity, шляхту – как urodzony или szlachetny). В 1855 году в возрасте 35 лет скончалась Уршуля Станкевичовна – последний носитель фамилии в Ракове (следов Аполлонии и Бригиды обнаружить пока не удалось).