Имение Мясота

Ревизские сказки крестьян

1795 г. - ф. 515 оп. 15 д. 122
https://www.familysearch.org/ark:/61903/3:1:3Q9M-CSHR-B7LF?i=2&cat=3498960
владелец: князь кухмистр литовский Ксаверий Фадеев Огинский, управляющий из Оршанского повета Яков Иосифов Зенкович

1811 г. - ф. 515 оп. 15 д. 231
https://www.familysearch.org/ark:/61903/3:1:3Q9M-CS69-29Z1-1?i=4388&cat=3498966
владелец: князь Ксаверий Фадеев Огинский, в управлении у сенатора и кавалера Михаила Огинского

1816 г. - ф. 515 оп. 15 д. 367
https://www.familysearch.org/ark:/61903/3:1:3Q9M-C3Q8-6SQR-F?i=781&cat=3464463
владелец: князь сенатор и кавалер Михаил Андреев Огинский

1834 г. - ф. 515 оп. 15 д. 683
https://www.familysearch.org/ark:/61903/3:1:3QHN-R3BZ-S3L4?i=2551&cat=3534682
владелец: Тереза матерь, Казимир и Александр сыновья, Эмилия и Клара дочери Эразмовы Тышинские

Фамилии крестьян на 1834 год

Мясота (31 двор, 97 м, 100 ж): Сушко (14), Хомчик, Завацкий (2), Пиотровский, Кисель, Якубович, Бурак (3), Романовский (2), Нефедович, Царь, Костка, Чаевский, Сергей, Капуцкий.

Бычинщина (5 дворов, 17 м, 18 ж): Самаль, Сушко (2), Царь, Романовский.

Писаревщина (5 дворов, 20 м, 14 ж): Маковский (2), Бубен, Пожигайло, Сушко, Завацкий, Чаевский, Томашевич.

Сутки (5 дворов, 21 м, 17 ж): Кисель, Семенович (2), Капуцкий, Романовский, Рабчевский.

Доманово (2 двора, 8 м, 4 ж): Романовский, Сушко.

Волки (4 двора, 22 м, 16 ж): Дубовик, Сушко, Каптюл, Бельский, Гадзбит, Романовский.

Все имение - 52 двора, 185 м, 169 ж.

 

• «Сямейны партрэт Тышынскіх» (каля 1820) — Нацыянальны мастацкі музей Беларусі. У кампазіцыі галоўнае месца адведзена маці, у рукі якой укладзена квітучая галінка, якая сімвалізуе «невядомае будучае жыццё». Паводле ўдакладненай у 2004 годзе атрыбуцыі тут выяўлена сям’я Тышынскіх: Тэрэза, Эмілія, Клара, Аляксандр і Казімір[21]. Мастак Юзаф Аляшкевіч, малым жыў у Радашковічах.https://be.m.wikipedia.org/w/index....B6jD954EtNYW8LMuFoMYlnXJuZV5kZpyBMq_xLiQ1I8m8

 

Тышинские и Мясота (краткое изложение, перевод с польского языка).
Pisma kryticzne. Aleksander Tyszyński // Piotr Chmielowski. - Kraków, Petersburg. - 1904.
https://archive.org/details/pismakrytycznes00chmigoog/page/n9/mode/2up?view=theater

Тышинские в XVIII веке переселились из Краковского воеводства на Подолье. Здесь, в городе Баре, окончив школу, Эразм Тышинский посвятил себя юридической профессии и стал чиновником в Подольском главном суде. Вскоре он женился на Терезе Сартини, набожной и образованной, любившей литературу. Отец Терезы Антоний Сартини родился в Валахии, откуда в юном возрасте переехал на Галицию, а мать Анна из Домбровичей происходила из словацко-венгерской семьи, однако была воспитана по-польски во Львове.

Еще в холостяцкие времена Эразм Тышинский познакомился с князем Михаилом Огинским, тогда сенатором Российской империи, возлагавшим большие надежды на либерального монарха Александра I. Получив от князя предложение заняться как своими, так и общегосударственными интересами (т.е. стать полномочным представителем), Тышинский перебрался в Ошмянский уезд Виленской губернии, в Геленово близ Залесья, где располагалась резиденция Огинского, а через несколько лет поселился в Санкт-Петербурге с женой, ее младшей сестрой Еленой и сыном Казимиром. 21 мая 1811 года у него родился второй сын – Александр, впоследствии ставший известным литературным критиком и профессором истории польской литературы в Варшавской главной школе. В Петербурге Тышинские вступили в дружеские отношения с видными представителями польской диаспоры и некоторыми россиянами. В их доме бывали, кроме Огинского, князь Любецкий, генерал Вавжецкий, сенатор Стройновский, епископ Минский Дедерко, Минский губернатор Сулистровский, художник Олешкевич, семья Кукольников и многие другие. В свободное от работы и частых приемов время Тышинские занимались музыкой и литературой, как тогда было модно, французской.

С началом войны 1812 года образ жизни внезапно изменился – прекратились обеды и приемы, время проводилось в кругу семьи и ближайших друзей, был даже момент, когда Тышинские думали о переезде на восток, в Казань... После войны в дом Тышинских уже не вернулось прежнее оживление, но за эти тихие несколько лет семья вырастила еще двух дочерей, Эмилию и Клару. Между тем хозяин дома начал часто болеть, с начала 1815 года его состояние стало ухудшаться. Причиной этого был крах его интересов, поскольку они были тесно связаны с интересами князя Огинского. У князя во время войны были разорены поместья, в результате чего он влез в кредиты и оказался на грани банкротства.

В 1815 году Тышинский выехал по делам в Литву и затем в Варшаву. Так описывал он свою поездку: «Варшава при первом взгляде на нее вызывает какое-то чувство особого уважения к себе. Она не меньше Петербурга, и дома в ней менее богаты, но всяко больше благородством, кажется, дышат. Дела требует, чтобы я задержался здесь до приезда преподобного Адама Чарторыйского, которого здесь скоро ожидают. От Кнышина до самой Варшавы шли дожди, ветры и морозы. Корчмы грязные, влажные и прохладные. Еще февраль навалился на меня лихорадкой, которую я с помощью знаменитого здешнего доктора оставил совсем. Любая продукция и товары едва ли не в два счета здесь дороже петербургских. Две комнатушки, в которых мог поместиться только один, стоят 8 злотых в сутки».

20 июня 1815 года Тышинский присутствовал на церемонии провозглашения Королевства Польского и даровании ей Конституции: «Присяги гражданством и военными сделаны. Обеды, пиры, бал, театр — все это в один день было закончено, а в другой едва сувениры оставили. Я в эти дни должен закончить работу и отказаться от этой столицы».

Желая занять какую-нибудь должность в Королевстве, Эразму Тышинскому пришлось бы приобрести какое-нибудь в нем имение, но в тот момент его беспокоили убытки имений князя Огинского. Тем же летом 1815 года Огинский, как вознаграждение за труд, был намерен передать ключ Мясоты с несколькими деревнями Тышинскому. Как он писал в своем письме семье, «жизнь на своей земле, хотя и менее величественная, но превозносится над всеми красотами мира. Минск будет зимовкой, а Мясота – летним домом». Но вскоре он узнал в Минске, что на все имения князя Огинского сенат наложил секвестр в целях обеспечения задолженности кредиторам, что остановило передачу Мясоты Тышинскому в собственность. Здесь, в Минске, в возрасте 39 лет Эразм Тышинский умирает. Семья, жившая в Петербурге, в связи с тогдашним отсутствием телеграфов и железных дорог узнала про это спустя время.

Летом 1816 года император Александр I приостановил секвестрирование имений Огинского, которые князь получил путем покупки или наследства после 1802 года, включая имение Мясота, которое ему досталось по наследству от его дяди Ксаверия Огинского. И теперь Михаил Огинский мог выполнить обещание, данное Эразму Тышинскому. В июле 1816 года семья Тышинских выехала из Петербурга, но, поскольку Мясота находилась в аренде до весны 1817 года, и сам акт предоставления имения мог быть подписан только в Минске, Огинский предложил Терезе Тышинской пожить осенью и зимой в местечке Молодечно.

 

Сестра Тышинской Елена из Сартини Герловичова так описывала 16-дневное путешествие из Петербурга в Молодечно: «31 августа 1816 года был подан экипаж в пять лошадей и тачка на три лошади с нанятыми фурманами. Было 10 часов утра. Все, кто только был с нами знаком, собрались, чтобы маме еще ласковее попрощаться; они были как семья, всегда делили с нами наши печали, были так слиты в одно чувство сердечной дружбы. Пиотрович (сподвижник князя Огинского и Эразма Тышинского в Петербурге) и немка Бона должны были приехать в Гатчину. Мы тронулись; в город проехала карета князя Огинского, он высунулся и простился с мамой вежливым поклоном. В Гатчине произошло прощание с Пиотровичем и немкой; мы все плакали. Там был обед, но, кроме детей, никто ничего не трогал. Мы поехали дальше, сами – грустные. Бог один присматривал за мамой и давал странные силы переносить тяготы, невыразимые этим путешествием... Карета тяжелая; в ней Мама (как Елена называла свою сестру Терезу), я, четверо деток, Татьяна нянька и Зоська горничная; в бричке господин Бирута, которого нам дал князь Огинский в качестве проводника в Полоцк, и камердинеры Михаил и Иосиф. Кругом боры, дорога пустая, народ дикий; дни короткие к осени. Вставали на ночлег в крестьянских избах, грязных, где поросята и куры по головам бегали, насекомых много, – а есть нечего, кроме молока (и то редко), гороха и картошки. Запасы булочек и пирожных, которых было у нас в изобилии, быстро иссякли, потому что мы не хотели, чтобы дети этих ужасных хозяев их просили. Когда мы однажды спросили хозяина одного дома, что значат кресты, поставленные на дороге, он ответил нам дико: это где путника убили... По ночам мы не спали, а дети плакали от насекомых, а днем – что хлеба уже не было. Ожидала мама в Пскове накупить хлеба и булок, но не нашлось и там, кроме черных каких-то лепешек, и теми надо было жить до Полоцка. Хорошо, что наш почтенный Бирута присматривал за нами и искал, что мог, чтобы поесть детям, да и фурман был лучшим; как Кларка начинала очень плакать, он поворачивался на козле и говорил: «Не плачьте, барышня, а то у вас борода вырастет, как у меня», – и Кларка от страха молчала. Наконец мы остановились в Полоцке. Здесь дети ожили и мать отдохнула в хорошей постели; обед и чай были отменные, накупили булочки и хлеб. Мама была у преподобного иезуита Березовского, а на другой день в церкви Ордена иезуитов при 12 алтарях 12 мессы на интенсию мы отслужили; орган великий гремел чудно. В тот день мы с большим сожалением расстались с почтенным Бирутом; он переправил нас еще на пароме по Двине и простился с нами. Здесь новые мучения ждали нас; мы блуждали по неизвестной объездной дороге, один раз карета упала в воду и чуть не утонула; Татьяна заболела, мама только, как стена, была каменной, потому что была равнодушной. Ночью мы долго не могли найти ночлег. Наконец, через несколько дней мы остановились в Молодечно».

Пребывание в Молодечно осенью и зимой оказалось непростым для семьи: никого знакомого, с кем можно было бы сблизиться в этом маленьком городке, Тереза Тышинская тяжело заболела. Князь Огинский, проезжая мимо, всегда посещал дом Тышинских, и, узнав о болезни вдовы, тотчас прислал доктора из Вильно. 27 марта 1817 года Огинский подписал постановление, сохраненное в книгах Минской гражданской Палаты, в силу которого «имение Мясота с несколькими деревнями передавал в собственность вдове секретаря Эразма Тышинского и потомкам ее как вознаграждение за труды и старания усопшего, положенного в интересах князей Францишека Ксаверия и Михаила Огинских». Этот акт не включал в себя денежную сумму, которую в свое время Эразм Тышинский разместил у Михаила, и которая была ликвидирована в последующие годы т.н. «eksdywizyę mołodeczańską», когда имущество князя было разделено между кредиторами, а к имению Мясоте добавилась еще деревня Волки. Реставрация усадьбы в Мясоте была завершена за лето, и в середине августа 1817 года вдова с сестрой и детьми переехала в имение, в котором семья Тышинских проживет 120 лет, до 1939 года.

Первый день в Мясоте сестра Тышинской описывала печальным: «Мама, последствием сильных впечатлений, а может и болезненных воспоминаний, сразу пошла в постель, жалуясь на сильную головную боль; я с детьми после обустройства комнат рассмотрели сад и потом пошли гулять по почтовому тракту (Виленско-минскому). Пусто как-то и чуждо мне показалось все это: леса вокруг дома, этой сегодняшней улицы, усаженной березами, еще не было. Мама встала с кровати, но бледная, хрупкая, молчаливая, словно мертвая... Первые мгновения нашего пребывания в Мясоте были какие-то неопределенные; мы выглядели как перепуганная стая, которая не знает, куда и как повернуться, что с собой делать. Но вскоре мама, доверчивая божественному попечению, сильная волей, оглянулась вокруг, как этот добрый пастух, приютила своих деток и потихоньку начала наводить порядок».

Тереза Тышинская после двух лет депрессии, искреннего благочестия и религиозного доверия окрепла, нашла в себе достаточно энергии, интеллекта и настойчивости, чтобы полностью посвятить себя воспитанию детей. Александру Тышинскому было всего четыре года, когда отец ушел от него; воспитанием он был полностью обязан матери. С мясотских времен мелкие крохи воспоминаний хранила его тетя Елена, упоминая об очень раннем пробуждении любви к чтению и декламации поэзии и даже к репетициям авторства.

В 1818 году через Молодечно, Красное и Радошковичи проезжал прусский король. Елена так описывала картину: «Мама разрешила нам с детьми пойти на тракт. Мы все рядом, но, когда я увидела проезжающие экипажи, спряталась за кусты, откуда лучше всего я все видела; несколько экипажей предшествовало; за ними царь в открытом транспортном средстве с тремя военными, один рядом, двое на переднем сиденье. Алесь, как заметил царя, снял шапку свою и несколько раз поклонился ему; царь любезно улыбнулся ему и послал поцелуй. Алесь мило кланялся, одетый в пенсовую шапочку с черным бархатным воротником. На другой день приезжает госпожа Жинетт и говорит: «Какой же это грубиян этот прусский король, – все дамы были собраны на почте, а он ни выглянул из кареты и так закутался в плащ, что мы его не видели…»

 

В 1819 году у Алеся был учитель в лице хорошо известного по истории романтизма Стефана Зана, который подготовил его для школы Ордена тринитариев в Молодечно, где уже несколько лет проживал старший брат Алеся Казимир. Стефан Зан – брат Томаша Зана, известного поэта, участника общества филоматов, друга Адама Мицкевича и Яна Чечота; причем уроженца имения Мясоты (когда в тот период в фольварке временно остановилась Екатерина Зан). Школы, как и по всей Литве, оставались под руководством университета и придерживались предписанной им программы, хотя учителями в них были преимущественно монахи. Алесь, обучаясь в Молодечно, в 12 верстах от Мясоты, часто навещал мать, и по мере того, как развивался его ум, в нем росло понимание достоинств этой женщины и привязанность к ней. В это же время он крепче прижимался к родной земле и ее жителям, а особенно к сельскому народу, который тоже отплатил ему сердечной любовью.

Быстро прошли школьные времена. Классов тогда было только шесть, и Александр Тышинский, когда ему было всего 15 лет, в 1825 году, поступил на юридический факультет Виленского университета. Это были уже не самые яркие моменты этого прославленного и влиятельного института: лучшие профессора умерли либо вынуждены были покинуть кафедры, начались интриги среди преподавательского корпуса, но, во всяком случае, от прошлого осталось еще много факторов, положительно действовавших на студентов. Тышинский слушал здесь, среди прочего, лекции по философии Довгирда и историко-литературные чтения Леона Боровского. Не может быть сомнений в том, что он беспокоился новым движением в области поэзии, известным под именем романтизма, но, наслушавшись в доме воздыхания над классической французской литературой, над Корнелем, Делилем, которых мать читать была красива на голос, он не стал односторонним, заядлым приверженцем романтизма, а стремился судить о красоте во всем, под самыми разными формами у разных народов, проявлявшимися в разное время.

Окончив университет в 1829 году со степенью кандидата права, он вернулся на некоторое время в Мясоту, и тут между братьями встала договоренность, что старший Казимир будет матери помогать по хозяйству, а младший будет искать должности. Это в какой-то мере соответствовало наклонностям Александра, ибо, живя в городе, он легче мог утолить великую жажду науки. В Мясоте посвятил себя изучению античной трагедии и Шекспира. Пока он размышлял, куда ему направляться в поисках работы в канцелярии, произошли памятные события ноябрьской ночи 1830 года в Варшаве. Революционное движение сильно пронизывало близ Мясоты, в Ошмяне и ее окрестностях, но саму Мясоту не трогало. Все лето 1831 года здесь стоял резервный отряд русской артиллерии под командованием майора Фридерихса, а усадьба выглядела как укрепленный лагерь: постройки были окружены пушками, во дворе жили офицеры, а в крестьянских избах – солдаты. Этот отряд артиллерии не принял, по-видимому, активного участия в боях, а когда все успокоилось, был снят с местности. Жизнь в Литве после 1831 года стала возвращаться в нормальное состояние, без больших перемен в национальных отношениях.

16 февраля 1832 года Александр Тышинский вступил в маршалковскую уездную канцелярию в Вилейке, затем перешел в Минский губернский суд. После трех лет работы, в течение которых больше времени ушло на изучение иностранного языка и чтение поэтов (особенно драматических), моралистов и философов, чем на рассмотрение интересов канцелярии, Александр отправился в Санкт-Петербург и отдал в цензуру свою первую литературную работу – роман «Американка в Польше». Цензура была подписана 7 августа 1835 года, но книга вышла только через два года. Как сам Тышинский в последующие годы не раз вспоминал, эту первую свою работу он назвал «романом», где научно-литературный элемент соединился с сюжетом романа, чтобы побудить публику к чтению. Роман привлек внимание читателей, а также отечественных критиков и мыслителей. Читателей особенно заинтересовал раздел «О польских поэтических школах». Оформив interesse (роялти) и отдав книгу в печать в типографии Карла Края, Тышинский вернулся в Минск и принял в октябре 1835 года на три года должность межевого судьи. В 1838 году он переехал в Варшаву, где стал служащим Правительственного комитета внутренних дел и соучредителем литературно-научного ежемесячника «Варшавская библиотека».

Живя с Варшавой и ее мысленным движением, Тышинский несколько лет приезжал ненадолго в Мясоту, чтобы увидеть мать и семью. Здесь жизнь становилась все спокойнее и спокойнее; мать лишь старела, ее страдания и непрерывный труд все сильнее воздействовали на хрупкий организм. Казимир превратился в неутомимого земледельца, и его благородство и праведность снискали ему всеобщее уважение; однако он избегал шумных игр, общества дам и стал старым холостяком. Сестры Эмилия и Клара вышли замуж: первая за Антона Мухлинского, товарища Тышинского по учебе в Молодечно, а затем профессора восточных языков в Петербургском университете; вторая за Стефана Гринкевича, учителя математики в минской гимназии. Раз в год, на именины хозяйки дома 15 октября, в Мясоте собиралось много людей, и каждый приезд Александра из Варшавы оживлял всех. Рассказы гостя из Варшавы о тамошних отношениях, о литературных салонах, о театре, об искусстве, о намерениях и стремлениях служили для слушающих духовной трапезой.

 

Вскоре произошли потери и прибавления в семье. В 1852 году в Петербурге умерла Эмилия, через три года – Казимир. 70-летнюю мать так потрясла эта катастрофа, что за ее жизнь опасались. Александр в отсутствие телеграфов и железных дорог не мог узнать достаточно рано о кончине брата и прибыть на похороны его, совершенные при большом съезде народа. Только через несколько месяцев после этого, в апреле 1855 года Александр Тышинский оказался при матери, надолго покинув Варшаву, и вскоре был избран депутатом от Вилейского уезда для участия в шляхетском собрании в Вильно, где чаще всего виделся с Одынцем. Мать больше уже лежала, чем ходила, постоянно чувствуя себя нездоровой и подавленной горем. Только летом, когда приезжали внуки, она немного оживлялась, и одна из дочерей Клары, Матильда, постоянно была при своей бабушке. Радостным для нее событием стала помолвка и свадьба 47-летнего Александра, что совершенно изменило его временное намерение посетить Варшаву и уехать за границу. Недалеко от Мясоты, в имении Декшняны, в начале 1857 года происходила грандиозная свадьба Марии Гецевичовой с Горватом, состоятельным гражданином из Полесья. Общества было очень много, брак заключался в приходском костеле в Радошковицах. На этой свадьбе Тышинский познакомился с панной Фелицией, дочерью Викентия Фрибеса, некогда губернатора в Архангельске, и Изабеллы Прушинской, родственницы семьи Гецевичей. Он полюбил ее, и 28 июня 1857 года заключил с ней брак в Минском соборе. Он чувствовал себя очень счастливым. Усадьба в деревне не отвлекала Тышинского от научно-литературных занятий, хотя много времени ему приходилось тратить и на хозяйство, и на разъезды, а именно в Вильно, где он получил назначение членом археологической комиссии. Помимо этого, изучал белорусский язык, фольклор, древние летописи и хроники. В начале своего пребывания в Мясоте посылал много отчетов в «Варшавскую Библиотеку», с которой поддерживал еще отношения.

В феврале 1860 года семья Тышинских пополнилась первым сыном, которого в память о дяде и на сердечное утешение бабушки назвали Казимиром. Но силы бабушки слабели все больше и больше, и 7 апреля 1863 года она заснула навсегда. В связи со Страстной неделей и вооруженным движением в этом районе похороны состоялись очень тихо, ее похоронили темным вечером в Красном рядом с сыном Казимиром. Александр ощущал эту смерть неизмеримо болезненно. По веренице революционного движения Тышинские, бывшие в трауре, сидели плотно запертые в деревне; и когда через несколько лет наступило относительное успокоение, Мясота начала приходить в экономический упадок. Помимо изменения экономических условий, вызванных освобождением крестьян, на имение давила контрибуция, рассчитываемая в соотношении от дохода, получаемого при крепостном праве. С такими отношениями было бы трудно держать на земле крестьян, если бы не возможность продавать леса, еще многочисленные в ту эпоху, хотя цены на деревья, из-за трудностей сообщения, были низкими. Вековые сосны в мясотских лесах продавались за бесценок, но этот доход на скорую руку позволял жить. Тышинский, увлеченный литературной работой, не мог справиться с хозяйственными хлопотами.

В 1865 году Александр поехал сначала в Вильно, затем в Варшаву. Здесь, возобновив отношения с научно-литературным миром, он получил вызов на вакантную кафедру польской литературы в Варшавской Главной школе, с радостью принял ее, не предвидя, что очень недолго будет занимать ее. Жена его не разделяла разочарования в Литве, потому что, хотя выросла в городе, была страстно влюблена в сельскую жизнь и мясотскую тишину. Поэтому, когда муж получил почетное место и склонялся к окончательной продаже Мясоты, она уговорила его отпустить имение в аренду в качестве точки опоры для семьи на будущее. В июне 1866 года семья с шестилетним Казимиром уехала в Варшаву, младшего же сына Вацлава пришлось, по причине слабого здоровья, оставить в деревне у родственников, где он вскоре умер. А Александр читал лекции в Главной школе до 1869 года, пока ее не закрыли в ходе репрессий после восстания. Затем, в течение трех лет вышел целый ряд его литературных исследований в «Варшавской библиотеке».

В 1872 году вдоль почтового тракта была проложена Либаво-роменская железная дорога, в 4 верстах от Мясоты была построена станция Уша, что приблизило Мясоту к цивилизованному миру. В результате стоимость имения значительно возросла, однако его состояние в руках арендатора было весьма печально после 7-летнего отсутствия Тышинских, приехавших в деревню: у здания просела крыша, стены наклонились, сады заросли сорняками и были очищены от любых заборов и т. д. Убежденный замечаниями жены о необходимости спасения своего имения, Тышинский во второй раз с сожалением покинул Варшаву, по которой он всегда скучал, и в середине сентября 1873 года вернулся в свою Мясоту. В октябре того года отмечал: «Сторона, к которой я вернулся, как будто и не та, в которой жили когда-то, но по сравнению с 1865 годом, в котором ее оставил, – это изменение к лучшему окрестностей в радиусе километров трех от дороги, цены на сельскохозяйственные культуры всегда хорошие, снижение контрибуций, проведение железных дорог, погашение сумм за помещичьи земли и споры с крестьянами сменились на пунктуальность. Полицейские власти те же, но погрязли. Как раз через несколько дней после моего приезда ко мне подъехал начальник местной полиции, но заехал только для того, чтобы поздороваться и с заявлением о своей услужливости в случае необходимости. Что касается судов, то на месте прежних уездных судов я нашел новый институт, так называемых мировых судей, которые здесь отличается от судей в Королевстве тем, что, когда стороны не приходят к соглашению, он превращается в действующего судью, призывает обе стороны к соглашению и сам исполняет его, насколько это возможно. До сих пор все этот институт хвалят, потому что он экономит время, затраты, тупые бумаги, поклоны в канцелярии и т. п., такой судья имеет хорошую зарплату, поэтому обычно беспристрастный... Бедствие только до сих пор является религиозным состоянием, жители без костелов (это судьба большей части) забывают обязанности и не слушают наук, растут с другими понятиями и совестью, у меня даже во дворе один дворянин плотник уже два года живет с женой без брака».

5 ноября 1880 года Александр Тышинский умер в Мясоте и был похоронен на кладбище в Радошковичах.

 

• Александр Тышинский, усадьба и рабочий кабинет в Мясоте. Biesiada Literacka, Warszawa. - Т. 11, № 279 s. 273. - 24 апреля (6 мая) 1881 г.
  https://commons.wikimedia.org/wiki/File:Aleksander_Tyszyński_1801-1882_(52589).jpg

 

Описание усадьбы Мясота в книге А.Т. Федорука "Старинные усадьбы Минского края" 2000 г.
https://globustut.by/myasota/index.htm#manor_main

Усадьба известна с начала ХVI века. Принадлежала князьям Збаражским. Затем в качестве фольварка входила в состав имения Молодечно князей Огинских.

Усадьба включала усадебный дом, парк, сформированный использованием приемов регулярной планировки, хозяйственный двор, водоем с дамбой и мельницей. Центром композиции являлся новый усадебный дом, построенный в формах позднего классицизма. Здание деревянное, одноэтажное, в плане прямоугольное, на бутовом цоколе, со сводчатым перекрытием. Крыша двухскатная, стены оштукатурены, прорезаны оконными проемами в простых лиштвах (наличниках). Главный фасад выделен четырехколонным портиком с треугольным фронтоном, значительно вынесенным вперед.

Дом окружает парк на плоской ровной территории вдоль р. Писаревка. В плане имеет форму вытянутого треугольника площадью около 4 га. Центральная аллея усадьбы проходила вдоль парка (не сохранилась). В ее обсадке использованы вяз гладкий (сохранились одиночные деревья) и тополь белый (растет девять крупных экземпляров). От этой аллеи к усадебному дому вела короткая подъездная аллея, которая заканчивалась газоном с кругом перед зданием. Парк двумя перпендикулярно расположенными дорожками разделся на четыре сектора. Как и парки других небольших имений, он носил выраженный утилитарный характер. Вдоль дорожек росли смородина, крыжовник. В северо-восточном секторе размещалось парниковое хозяйство (теперь территория школы), в других выращивались плодовые деревья. Прогулочный маршрут парка проходил по защитной узкой, в основном, липовой аллее (деревья в ряду через 2 м) и выводил к большому вытянутому водоему на Писаревке, который примыкал к усадьбе с восточной стороны. На реке около дамбы имелась мельница. С разрушением дамбы водоема не стало, его берега слегка прослеживаются. В северной части поймы обильное развитие получила ольха черная.

Западную и северо-западную части усадьбы, несколько приподнятые, занимали хозяйственные, служебные постройки, жилой дом батраков. В секторах межу ними также выращивались плодовые деревья. По юго-западной окраине проходила аллея, связывавшая выездную аллею с хозяйственными постройками (дорога к ним продолжалась со стороны реки). В обсадке усадьбы использовались ясень пенсильванский, липа американская и липа крупнолистная. Интродуценты выращивались и в парадной части усадьбы. Здесь сохранились лиственница европейская и очень старый дуплистый одиночный экземпляр тополя канадского.

 

Ёсьць яшчэ такі здымак .

 

1. Гравюра Напалеона Арды. 2. сам дом. Пасьля вайны школа, потым камуналка. Год дваццаць таму зьнесьлі. 3. У батрацкай хаце жыў мой прадзед.

 

дзякуючы Максiму ёсьць метрыка шлюбу Клары Тышынскай .

 

Вітаю! Можа хто сустракаў дзесьці запісы Барбару Тышынскую? Буду ўдзячны за любую інфармацыю

 

Исповедальные росписи
1850, 1851, 1852 гг https://drive.google.com/drive/folders/1o0rMb1EFDyz_D0xoBSOtSSVaGfC7ZhdO ( дзякуй Дар'i Герновiч)
1855 г. - https://www.familysearch.org/ark:/61903/3:1:3QS7-99GQ-93YP?i=108&cat=1787298